Мы быстро покончили с переодеванием, и я написал Лэну:
"Теперь - ко мне. Ты останешься в номере, а я исчезну. Ты - вместо меня."
Долго он читал эту записку, но я не торопил парня с решением. Понятно было, какие вихри проносятся в его стриженой голове. Наконец он взял у меня из рук блокнот и стило.
- Значит, я со своей щелочкой из губ неправильно живу? заговорил я, пока он пишет.- А вы со свояком, значит, носом смерть попрали?
Лэн дописал записку и показал мне: "Я у вас в номере почитаю, можно?" Ответ мой был таков: "Свет зажигать запрещается! При свете ты - не я". "Что мне придется делать?" - деловито уточнил он. "Ложиться и спать". Пока он переваривал информацию, я дополнил картину последним штрихом: "Это - регистрирующая аппаратура. (Я переложил ему на плечо полотенце со спрятанными внутри волосами.) Ее нужно носить с собой даже в туалет. Разворачивать нельзя." Лэн хотел было потрогать ношу на своем плече и не посмел прикоснуться. Там точно не бомба? - читалось в его растерянных глазах.
На этом наша переписка иссякла. Когда мы выходили из спортзала, я вдруг сообразил:
- Погоди, твоя сестра замужем за начальником таможни? За господином Пети Бригом?
- Ну,- с удивлением сказал он.- А что?
Вузи Бриг. Дизайнер и скульптор В.Бриг. Заурядная провинциальная дурочка, оказавшаяся на деле не такой уж заурядной и вовсе не дурочкой. За что она мне отомстила, за какие из своих несбывшихся надежд? Кто-нибудь когда-нибудь поймет этих женщин? Мы с Лэном вошли в мой номер, не зажигая свет и продолжая светски беседовать. Собственно, как выяснилось, Вузи изваяла не столько Жилина, сколько безымянный эталон мужественности. Фамилия натурщика не очень интересовала заказчиков. "Идеал" - так назывался конкурс, устроенный популярным дамским журналом "Услада Сердца",- вскоре после того, как я покинул эти места. И по опросу многочисленных читательниц победили именно мои виды. Особенно дамам понравились шрамы, с удовольствием отметил Лэн... Мальчик хорошо держался, не трясся и не переигрывал. Выйдем на балкон, проветрим мозги, предложил я ему. Мы вышли на балкон и посмотрели на подсвеченную, словно светящуюся фигуру, гордо торчащую в центре сквера. Разве вы не чувствуете, сказал Лэн, что это было неизбежно. Памятник вашему другу Юрковскому должен был исчезнуть, а на его месте должен был появиться новый. Кому? Конечно, вам! Не зря же все авторы фельетонов на темы вашей книги обязательно обыгрывали этот несчастный монумент. Только я не вижу здесь ничего смешного, воскликнул он. Спасибо, дружище, растрогался я, хоть кто-то понял мои чувства... Да, но каким образом твоя милая сестричка смогла изготовить такую анатомически достоверную копию?! (Я возмущенно указал пальцем в нужном направлении.) И опять мальчик не увидел ничего смешного. Оказалось, их с Вузи мама в определенных вопросах была немножко ненормальной: например, она скрытно снимала всех постояльцев мужского пола, живших когда-либо в доме. Здоровенный альбом даже завела, наподобие семейного. Где снимала? В ванной, понятно. Или в спальне. Она и послала в журнал те из снимков, которые можно было показать приличным людям, а всеми остальными воспользовалась Вузи, когда работала над заказом...
- Ну, спасибо за вечер,- сказал я, сворачивая разговор.Тебе, наверно, пора домой.
Лэн оторвал руки от заграждения и распрямился. Мы посмотрели друг на друга.
- До свидания,- сказал он.- Желаю вам здоровья.
Я подмигнул ему и перебрался по мостику на галерею. Лэн остался на балконе. Когда я оглянулся, он уже скрылся у меня в номере, понятливый, непростой мальчик. Без единого лишнего слова. Ему ужасно хотелось почитать перед сном, но, когда я оглянулся в последний раз, свет так и не зажегся... Пользоваться лифтом было неразумно; я спустился до третьего этажа пешочком. "...Номер ячейки - это номер в гостинице, куда вы меня тем же вечером отправили..." Я скверно помнил "тот вечер", один из десятков одинаковых вечеров, убитых мною в Мирза-Чарле, однако номер в гостинице, где останавливались Быков с Юрковским, забыть было невозможно. Они всегда останавливались в одном и том же - в триста шестом. На третьем этаже. Сейчас там мемориальная доска. А гостиница, помнится, носила название: "Спокойная плазма", обычное для городов, построенных при ракетодромах... Здесь, в "Олимпике", нумерация комнат была совсем иной, с использованием букв, так что помимо ног пришлось мне загрузить работой и голову. Третий этаж - это понятно, но куда идти дальше? Апартаментов, обозначенных цифрой шесть, был целый ряд: от "А" до "F", значит, лобовой вариант не годился. Здравый смысл подсказывал воспользоваться не числовой аналогией, а пространственной, то есть перенестись мыслию в портовый отель в Мирза-Чарле... Отлично. Миновав кресло со спящим коридорным, свернув от лифтов налево, я пошел отсчитывать двери: с цифрой ноль, потом с двумя нулями (это были люксы), потом "один-А"... и так далее. Следить за нумерацией было совершенно не нужно. Возле шестой по счету двери я остановился. Если не эта, то какая еще? Был ли другой ответ у задачки?
Открыла пожилая дама... И это был сюрприз! Конфуз, фиаско, штопор: я не смог совладать со своим лицом. Опять она. Симпатичная толстушка, любительница привокзальных кафе и спортзалов с юными атлетами; была она в батистовой кофте и во все тех же льняных брючках, а вязаная панама была теперь песочного цвета.
- Фрау Семенова? - спросил я, едва удержавшись, чтобы не рассмеяться. Хозяйка номера отступила на шаг, заставив меня войти, и подняла вверх пальчик, заткнув таким нехитрым способом мне рот.